снова и снова. Задумался бригадир.
— На пользу, выходит, лыжи.
Сообразительным был Куликов-Горошин. Стал поступать теперь так: надо где-то усилить работу, что-то срочное сделать, где-то перевыполнить план, к комсомольцам бригадир Куликов-Горошин:
— Вам бы сходить погулять на лыжах.
Черный лебедь
Ехал Спиридон Кнопочка поездом в Хабаровск, всё на свой сундучок посматривал.
Сундучок изящный, красивый. Смастерили его давно-давно. Принадлежал он когда-то Кнопочкиному деду, затем отцу. Теперь принадлежит Кнопочке. Надёжно закрыт сундучок. Висит на нём огромный замок. На этот замок — на месте ли он — главным образом и посматривал Кнопочка. Побаивался Кнопочка. А вдруг залезут в сундучок недобрые люди.
В Хабаровске Кнопочка пересел на пароход. Плывёт пароход по Амуру. Держит путь на Комсомольск.
Выйдут другие на палубу. Видами любуются. А Кнопочка сидит внизу в трюме, на свой сундучок, на замок посматривает.
Приглашают Кнопочку прогуляться по пароходу:
— Пошли, Спиридон.
— Не хочется.
Приглашают на остановках сойти на берег:
— Пошли, Спиридон.
— Да что-то устал.
Прибыл пароход в Комсомольск-на-Амуре. Радостно встречают новеньких. Жмут люди друг другу руки, целуются, обнимаются.
А у Кнопочки руки заняты. В одной — узелок, в другой — сундучок. Не решается он свою поклажу поставить на землю. А вдруг… Так и простоял с вещами в руках. Так ни с кем не поздоровался, не обнялся.
Поселился Кнопочка в общем бараке. Всё примерял, куда лучше сундучок поставить. Под подушку — большой, не сунешь. В ноги, под матрац — тоже не помещается. Пришлось поставить сундучок под кровать. Хоть и рядом сундучок, однако с кровати его не видно. Мучился от этого Кнопочка. Ночью по несколько раз просыпался, всё под кровать заглядывал. Нелегко бедняге. Уходит утром на работу — о сундучке думает. Возвращается вечером — о сундучке думает. И вот вернулся однажды — нет сундучка. Побелел Кнопочка.
— Караул!
Кричал громко. Всех переполошил.
Однако вскоре всё выяснилось. Убирали в комнате. Передвинули Кнопочкин сундучок. Поставили по ошибке под соседнюю койку.
Были в Комсомольске и у других сундучки. Были чемоданы, баулы, мешки, корзины. Однако никто за пожитки свои не дрожал, никто от кого-то ничего не закрывал, не прятал. Доверяли друг другу люди. Так уж сложилось в Комсомольске, так повелось.
Лишь у одного Кнопочки висит замок. Один он среди всех, как белая ворона, как чёрный лебедь.
Чёрным лебедем его и прозвали.
Не очень был сообразительным Кнопочка. Долго не мог понять, почему его так прозвали. Всё думал — за чёрные волосы на голове. Даже гордился прозвищем.
Однако время шло. Начал постепенно умнеть Кнопочка. Перестал он каждую минуту вспоминать про свой сундучок, думать про то, висит ли на нём замок.
Прошло ещё какое-то время. Перестал он и вовсе за свой сундучок бояться. Даже снял незаметно для всех замок.
Совсем поумнел Кнопочка.
— Чёрный лебедь! — сам над собой смеялся.
Рудковские рысаки
Потешались долгое время все над Рудковским. Называли его и его товарищей — рудковские рысаки.
Началось всё с того, что пришёл как-то комсомолец Павел Рудковский к начальникам, говорит:
— Надо создать пожарную команду.
Не подумал как-то об этом никто, а ведь прав Рудковский.
Идёт строительство города, много кругом разного боящегося огня материала: и брёвна, и доски, и тёс. Бочки с керосином, другое горючее. Конечно же, нужна пожарная команда.
— Вы правы. Нужна, — говорят начальники Рудковскому. — Вот мы и поручаем вам организовать такую команду.
Пришлось Рудковскому браться за дело.
Оказался он человеком энергичным. Достал где-то телегу, достал бочку. Взгромоздил бочку на телегу. Вот и появился первый противопожарный инвентарь. Потом раздобыл вторую телегу, вторую бочку. Потом стал подбирать кандидатов в пожарную команду.
Агитировал, агитировал. Нашлись энтузиасты. Согласились.
Вскоре выяснилось, что где-то в Пермском ржавела старая пожарная машина. Была она, правда, на конной тяге. Разыскали её комсомольцы, отчистили, привели в порядок.
Всё хорошо. Только вот нет у пожарных лошадей. Некого запрягать в телеги с бочками, некого запрягать в пожарную машину.
Не смутило это Рудковского. Собрал он своих комсомольцев.
— Начнём учения.
— Так ведь нет тяги, нет лошадей.
Усмехнулся Рудковский:
— Есть тяга!
— Где?
— А мы на что?!
Начались учения. Насмеёшься, глядя на эти учения. Выкатывали комсомольцы противопожарное оборудование на набережную Амура. Впрягались в пожарные телеги, в пожарную машину.
— Пошли!
Неслись они весело вдоль Амура. Громыхали телеги с бочками, громыхала машина.
— Рудковский за коренного, за коренного! — смеются прохожие.
— Ну и летят — как ветер!
С той поры и пошло название — рудковские рысаки.
Хорошо, что была вовремя создана пожарная команда. Вскоре огонь о себе напомнил. То вспыхнул как-то пожар на разгрузке, у причала. С курьерской скоростью примчалась пожарная команда. Бросились комсомольцы на штурм пламени:
— Дави!
— Души!
Затушили огонь, сбили.
То занялось однажды пламя на лесном складе. И вновь комсомольцы стрелой явились.
— Души!
— Дави!
Задавили огонь, примяли.
Прошло какое-то время. Быстро менялось всё в Комсомольске.
Произошли сдвиги и в пожарном деле. Появились в молодом городе современные пожарные машины, появились раздвижные лестницы, мощные насосы. Да уже и в главных пожарных совсем не Рудковский. Однако помнили в Комсомольске свою первую пожарную команду. Не забывалось название — рудковские рысаки.
Двадцать один и двадцать
Поразительной подобралась бригада у Григория Андрианова.
Не считая Андрианова, двадцать человек в бригаде. Все они — люди разных национальностей:
русский,
украинец,
мордвин,
грузин,
казах,
белорус,
армянин,
аварец,
калмык,
кумык —
и ещё представители других народов. Сосчитайте — ровно столько же.
Слышна украинская речь, слышна белорусская речь, говор кавказский, говор поволжский, голос степей и гор.
Лучшей среди лучших была бригада. Корчевали на первых порах тайгу, осушали низменные болотистые места, работали на строительстве речных причалов, первых домов и складов.
Дружно жили, дружно трудились члены бригады.
Захворал как-то у них грузин. Явились сразу двадцать к нему друзей:
— Поправляйся быстрей!
— Поправляйся быстрей!
Ехал в отпуск домой мордвин. Провожают двадцать его друзей:
— Возвращайся скорей!
— Возвращайся скорей!
В девушку из соседней бригады как-то калмык влюбился. Двадцать друзей на свиданье его снаряжают.
Двадцать друзей на двадцати языках счастья ему желают.
За свой труд не раз удостаивалась бригада высоких почестей. Вот и сейчас объявляют строителям благодарность. Стоят в общем строю:
азербайджанец,
татарин,
башкир,
туркмен,
чуваш,
хакасс,
таджик,
карел,
якут,
и ещё один — житель гор — осетин,
и ещё отличных